Ошибана как "дзэнское" искусство (продолжение)

Но вернемся к самураям начала 13 века, когда дзэн пришел в Японию. Как уже говорилось, он хорошо наложился на синтоистские представления о том, что достаточно пережить явление, но не нужно пытаться понять его и выразить в словах. Как вы уже поняли, это была смесь изначально верных представлений о мире с искаженными, привнесенными из Китая и Азии.

Говорят, что одной из основных причин, привлекавших самураев к учению дзэн, была его простота. Здесь не нужно было постигать всю мудрость из канонических буддистских текстов, которые описывали просветление Будды, и вести отшельническую жизнь для того, чтобы достичь нирваны – высшей цели существования в буддийском миропонимании. По буддийским канонам материальный мир (сансара) – это иллюзорный мир. Существование продолжается вечно (это цепь перерождений), если только человек не достигает окончательной цели — нирваны, когда душа после смерти сливается с неким абсолютом и перестает воплощаться в тела. Другими словами, освобождается из цикла перерождений, принимает состояние за пределами страданий, когда исчезает их причина – желание. Состояние свободы от своего «я», т.е. самоотрицание, дает возможность познать мир в том виде, в каком он действительно существует. То есть, только нирвана – это реальный мир. Считалось, что нирваны могли достичь только монахи, полностью порвавшие с мирской жизнью и посвятившие себя изучению сложной метафизики основной буддистской доктрины. 

Буддийский храм Бёдоин .

Дзэн же пренебрегает знанием и утверждает, что истина невыразима в словах и ее можно достичь лишь путем внутреннего скачка, освободив сознание от обычных путей, которыми движется мысль, да и от мысли вообще. Он делает упор только на собственный опыт человека. Любой человек может достигнуть нирваны, той самой истины, просветления, минуя череду перерождений, сразу посредством медитативной практики, через состояние сатори (кэнсё). Ни опыт Будды – Великого учителя, ни поучения конкретного наставника сами по себе ничем не помогут. Искать путь к внезапному озарению человек должен сам. Слова «я не знаю» - лейтмотив погружения в дзэн.
«Поймай момент настоящего и не беспокойся о догмах и теории»,- говорил дзэнский монах Риндзай. «Всё, что нужно,- со слов Риндзая,- это вести обычную жизнь со всеми её нуждами: одеваться, когда холодно, есть, когда голодно, ложиться спать, когда устаёшь, но только при этом полностью сосредотачивать своё сознание на каждом действии – и тогда всякое место, где бы вы ни оказались, окажется местом озарения». 

Все наверное слышали о кодексе самурайской чести - Бусидо (Путь воина) – своде правил, который передавался из поколения в поколения (теперь-то мы знаем, что он тоже айнского происхождения). Он требовал от самураев самообладания, хладнокровия, воли, то есть качеств, столь необходимых для воина-профессионала, а также быть готовым в любой момент к смерти, что достигалось как раз посредством дзэн-медитаций. Благодаря наставлениям дзэн-буддизма самураи вырастали в дисциплинированных, хорошо обученных и опытных воинов. И это было больше, чем просто рост мастерства в боевых искусствах, но прежде всего рост духа, путь к просветлению и гармонии с миром. Главным оружием самурая был его дух, а меч был продолжением духа.

Так вот, одно из правил Бусидо гласит: «Обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая. Не говоря уж о необходимости изучения наук, воин должен использовать досуг для упражнений в поэзии и постижения чайной церемонии. Особую роль начал играть дзен в самурайской Японии с XVII в. К этому времени все великие сражения остались позади, и полем деятельности самураев стали изящные искусства.
Так как дзэн утверждал, что земное бытие (сансара) неотличимо от нирваны, и для обретения истины и озарения отнюдь не следует порывать все связи с жизнью, то самурайская культура начинает не просто восхищаться ускользающим очарованием этого мира, но и видеть в нем эстетический идеал жизни вообще. 

Поль Дьер. Гора Фуджи 

Вот к этому времени, я думаю, и относится период расцвета ошибаны как одного из видов дзэнского искусства. Жаль, что у нас нет возможности полюбоваться теми картинами из растений, которые были сделаны самураями. Было бы интересно…

В соответствии с дзэнским пониманием (гармония с миром, персональный опыт постижения истинной природы), искусство должно быть погружено в жизнь, пронизывать ее, а жизнь повседневная сама при этом должна стать искусством. Убеждение в том, что в природе всё уже есть, заставляет и процесс созидания (стихов, сада, танца) трактовать как выявление, открытие того, что уже есть, но пока скрыто от глаз.
"Чувствовать прекрасное – значит следовать природе, быть другом четырёх времён года. Всё, что видишь, - цветок, всё, о чём думаешь, - луна. Для кого вещи не цветок, тот дикарь. У кого в сердце нет цветка, тот зверь. Изгони дикаря, одолей зверя, следуй Вселенной – и вернёшься в неё",- говорит японский поэт Басё.
У японцев стирается грань между реальной повседневной жизнью и искусством. Японец делает искусством разделку рыбы, каллиграфию и военное дело. Вспомним также традиции любования луной («цукими»), цветущей сакурой («ханами»), сливой («умэ мацури») и т.п.
Главное – создать образ в своей душе. Художник и мир – едины. И художник (поэт, музыкант) никогда не стремится к субъективному самовыражению в западном смысле. Напротив, он стремится, передавая уникальность самого предмета, к безличности собственного выражения («я не знаю»), к состоянию сознания, свободного от «я» и потому не искажающего истинную сущность. Такое состояние сознания достигалось при помощи медитативных приемов отработки дыхания, концентрации внимания, перевода действий с уровня сознательно принимаемых решений на уровень мгновенной спонтанной и естественной

реакции.

Kate Chu. Orсhids

Вот, взять к примеру, японские трехстишья – хайку (хокку):

Лепестки ворожат -
Мельтешит и мерцает храм
Сквозь ветви сакуры.
(Бусон)

или

Один за другим
Опадают лепестки махровой сакуры,
Порхая на ветру.
(Сики)

Здесь есть взгляд, но нет того, кто смотрит. Дистанцируясь от своего «я», заполняя свое сознание каким-то образом или мыслью, медитируя, автор переживает свой собственный опыт постижения истинной природы – сатори, озарение, - и рождает три коротеньких строчки, которые рисуют нам целую картину, образ, мысль. Он не развертывает перед читателем всей панорамы возможных ассоциаций, возникающих в связи с данным предметом или явлением. Он только будит мысль, дает ей определенное направление. 

Так же творил и художник ошибаны, создавая из засушенных растений свой образ. И его образ, обращаясь к образам сознания зрителя, человека, воспринимающего искусство, позволял тому вслед за автором пережить озарение – внезапно услышать шум водопада, почувствовать запах цветущей глицинии, увидеть спелые плоды хурмы среди ветвей дерева, ощутить сырость утреннего тумана в горах. 

(авторы мне неизвестны)

 В отношении материала художник также не стремился к тому, чтобы своей волей преобразовать, изменить его исходные свойства. Напротив, он стремился сохранить его особенности, стараясь выявить присущую тому природную красоту. Так же, как и в случае с хайку, художник имеет своей целью не проявить себя, не дать свое видение, а увидеть истинное, внутреннее и представить его как оно есть. Отсюда присущее японской ошибане внимание к единичному, неповторимому, лаконичность, неприхотливая простота и приближение изображаемого – крупный план, втягивающий нас в переживание. А простота призывает к легкой незавершенности, некоему нарочито допускаемому несовершенству, что должно восприниматься как нежелание человека приукрашивать естественность самих вещей. Думаю, что классическая ошибана должна выглядеть примерно так:

(автора не знаю)

Эта работа – приз Gran-pri на японской выставке ошибаны в Йокогаме, 2009г.(фото из каталога)

  

Hiroyama Emiko (Japan)

   

Nishii Maki (Japan)

  

Yamada Yoko (Japan)

Особая вписанность в мир, особый настрой мировосприятия, гармония с миром – все эти черты дзэна несла в себе ошибана как часть системы японских искусств. 

Подводя итог, хочу сказать, что живопись растениями, которая мне так нравится и которую Юрков Александр Николаевич так метко назвал «флорийской мозаикой», имеет очень мало общего с искусством, когда-то возникшем в самурайской Японии. Вернее, общее только одно – это тот материал, который мы используем – засушенные под прессом части растений. Для сравнения – на картинах наших мастеров кусочки растений, особенно мелкие, выглядят как мазки краски. Вот, например, картина "Парус" Татьяны Мазаевой из Литвы, которая не перестает удивлять нас своими работами:

Но сейчас и современный японский pressed plant art, а также творчество художников из Кореи и Тайваня, уже вплотную приблизились к западной живописи, хотя и отличаются каким-то неповторимым восточным духом, да и листики-цветочки они предпочитают использовать в целом виде.
Ну что ж, мир не стоит на месте, и это наверное хорошо!

(автор неизвестен)

Kaneko Masako

(Japan)

Toshiko Kobayashi

(Japan)

Utiyama Mieko

(Japan)

Ошибана как "дзэнское" искусство

Часто любые работы, выполненные из растений, называют «ошибана», но это не совсем правильно. Давайте попробуем разобраться, чем же отличается собственно «ошибана» от прессованной флористики (pressed plant art), или живописи растениями.

Kate Chu (USA). Peaceful bamboo

Как известно, художественные композиции из растений, засушенных плоскостным способом (под прессом), появились в Японии около 600 лет назад. Это называлось «ошибана» (или «осибана»), что по-японски означает «прессованные цветы» и было одним из видов дзэн-буддистского искусства, владение которым входило даже в знаменитый свод правил самураев «Бусидо» («Путь воина»).

Попытаемся представить себе, чем же была та японская ошибана, которой занимались самураи. До нас, конечно, не дошли достаточно старые картины из растений. Возможно, в самой Японии есть музеи, в которых сохранились какие-то образцы той древней ошибаны,- мне об этом неизвестно, и мы только можем отталкиваться от уникальности японского видения мира. 

Япония долгое время была изолирована от всех, но в то же время она никогда не прерывала отношений со своим соседом-Китаем. Китай был для Японии духовным источником, из которого она брала книги, предметы обихода, образцы искусства, законы и иероглифическую письменность. Каллиграфия, живописная техника, музыкальная культура, архитектура и философские учения – все это было в разное время заимствовано из Китая, вплетено в японскую культуру и умело приспособлено к собственным потребностям и специфическим особенностям страны.
Каково же было восприятие мира у китайцев и японцев, которое легло в основу созданного ими искусства? С традиционной восточной точки зрения, подлинная реальность – это Небытие, Пустота, но не просто пустота, а такая, в которой уже всё есть, только в невыявленной форме. Если по нашим понятиям небытие – это конец всего, куда все исчезает безвозвратно, то по восточным понятиям – это начало всему, откуда всё появляется. Мир, с восточной, буддистской точки зрения, не сотворен, а спонтанно развивается из самого себя, а источник его саморазвития – это и есть то самое Небытие, из которого всё вырастает, как из зерна.

Вспомним знаменитый символ Инь-Янь, изображающий вселенную и состоящий из двух противоположностей, замкнутых в пределах одного круга в виде изогнутых половин. Черная точка на белой половине и белая – на черной говорят о том, что каждая половина уже содержит в себе зерно противоположной, так что неизбежен переход одной в другую. Присутствуя во всём, Инь-Янь действуют друг в друге, что и создаёт внутренний источник движения. 

Так как все меняется, то ничего нельзя определить однозначно: белое станет черным, а черное – белым. Это и есть восточная модель мира.
Итак, изначально всё уже есть; и формы, и вещи, и образы – всё пребывает в Небытии в невыявленной форме. А поэтому с точки зрения восточных учений невозможно в принципе создание чего-то нового, ранее не существовавшего, и человек призван лишь угадывать и выявлять то, что уже есть. Поэтому вершина искусства – сама природа, нерукотворное творчество, а художник – её ученик. Согласно этой концепции, не человек присваивает себе функции творца, а сама Природа через человека проявляет себя, свои скрытые в Небытии возможности, а человек лишь должен не мешать ей, должен "не действовать". Как это непохоже на убеждение Леонардо да Винчи, что живописец спорит и соревнуется с природой!

Теперь поговорим о дзэн-буддизме, который пришел тоже из Китая и начал распространяться в Японии в средние века, а по некоторым источникам – немного раньше, но несомненно одно – эта философия оказалась близка самураям, благородным рыцарям средневековой Японии. И хотя число самураев никогда не превышало 10% от общего количества населения страны, это был господствующий класс, и поэтому дзэн на долгие века стал господствующим учением. К XIV веку дзэн-буддизм целиком овладел воображением японцев и проник во все сферы их духовной культуры. Он настолько импонировал характеру японского народа, особенно в нравственном и эстетическом аспектах, что проник в японскую жизнь гораздо глубже и укоренился прочнее, чем в китайской. Поэтому можно сказать, что все японские искусства – от поэзии и до боевых искусств – формировались под влиянием особого способа мышления и мировосприятия дзэн. Можно даже сказать, что японское искусство – это и есть практика дзэн, воплощенная в живописи, поэзии, икебане или ошибане. Фактически дзэн – это практическая интерпретация буддистской доктрины просветления. Конечно, это учение не проникло бы так глубоко в сознание японцев, если бы не отвечало их собственным мироощущениям, не оказалось близко их собственной религии синтоизму, для которой главным было не осознать, а непосредственно пережить явление. 

Здесь мне хочется сделать небольшое отступление, чтобы немного рассказать про синтоизм, который считается исконной японской религией, а также про некоторые другие вещи. Это тоже довольно любопытные факты. Но если вас интересует только ошибана, вы сразу можете перейти к продолжению статьи.

Итак, «синто» в переводе означает «путь богов». Под богами ("ками") японцы понимали духов, обитающих в природных объектах и явлениях, а также духов умерших. Эти ками незримо присутствуют везде и участвуют во всем происходящем. Они буквально пронизывают окружающий мир. При синтоистских храмах всегда есть вот такие ворота в никуда – тории - они символизируют границу между миром обыкновенным и миром ками.

Тории синтоистского 

храма Ицукусима

Люди, согласно Синто, произошли непосредственно от ками, живут с ними в одном мире и после смерти тоже могут переходить в разряд ками. Поэтому идеалом считается гармоничное существование с окружающим миром, слияние, духовное единство. А любопытно здесь то, что синтоизм своими корнями уходит в верования коренного населения японских островов – айнов, которые были оттеснены на север выходцами из Китая и Центральной Азии и потом ассимилировались с ними. А вы знали об этом? Потом они проживали на Сахалине, Курильских островах, Камчатке. Сейчас осталось лишь несколько резерваций айнов на о. Хоккайдо. Считается, что айны были такими же отъявленными язычниками, как славяне, - поклонялись разным божествам, одухотворяли практически все явления натурального порядка, природу в целом, а по сути же принадлежали к той единой ведической цивилизации белой расы, существование которой так тщательно замалчивалось долгое время.

Когда в XVII веке русские землепроходцы достигли «самого дальнего востока», где, как им думалось, твердь земная соединяется с твердью небесной, а оказались безбрежное море и многочисленные острова, они были изумлены обликом встретившихся им туземцев. Пред ними предстали заросшие густыми бородами люди с широкими, как у европейцев, глазами, с крупными, выступающими носами, похожие на мужиков южной России, на жителей Кавказа, на заморских гостей из Персии или Индии, на цыган, – на кого угодно, только не на монголоидов, которых казаки повсеместно видели за Уралом.

Айны создавали удивительную по красоте керамику, загадочные статуэтки догу, напоминающие человека в современном космическом скафандре, а кроме того, оказалось, что они были едва ли не самыми ранними земледельцами на Дальнем Востоке.

А вот такие украшения встречаются на айнских культовых сооружениях. Ведь это наши свастические символы, так ведь?

А в кружочке – это солярный символ трискелион, символ движения солнца, который встречается у греков, крито-македонцев, этрусков, кельтов, т.е. тоже славяно-арийского происхождения.

Айнские печати:

  

Так вот, в какой-то момент мигранты из Китая и Азии начинают теснить коренное белое население, айнов, и начинается война между складывающимся государством мигрантов-монголоидов, которые в будущем станут основой японской нации, и вытесняемыми айнами. Почти полторы тысячи лет продолжалось это противостояние, в результате которого и возникло самурайство. Жестокие войны с аборигенами-айнами на окраинах японского государства вынуждали властителей этих провинций создавать для защиты собственные военные формирования. Постепенно они стали профессиональными войсками, защищающими своего хозяина. Это и было сословие воинов, самураи.

Но были не только битвы, шла торговля, велся интенсивный культурный обмен. Самурайство имеет много айнских черт.

Это символы с самурайских гербов и знамен:

тоже очень знакомые символы, правда?
Многие обычаи сословия воинов перешли от айнов, например, харакири – обряд ритуального самоубийства, ставший впоследствии одной из визитных карточек японских самураев, изначально принадлежал айнам. Здесь кстати можно вспомнить характерников Славяно-Арийского войска (характерники – буквально: владеющие центром хара. Отсюда «харакири» – выпускание жизненной силы через центр хара, находящийся в области пупка, «к ири» – к Ирию, Славяно-Арийскому Небесному Царству: отсюда же и «знахарь» – знающий хару, c восстановления которой должно начинаться любое лечение).

А вот казак-характерник – правда, они с самураем похожи? И прически похожие – у казака чуб-оселедец на бритой голове, а у японца – тоже голова бритая, но не чуб, а косичка.

Говорят, что этот пучок волос означал принадлежность к знатному роду (а в советских учебниках писали, что казаки – это беглые крестьяне, селившиеся на окраинах Русского государства! Хотя прямым текстом "старым казаком" называется богатырь Илья Муромец в русских былинах). Да, скорее всего, эти люди, в том числе и князь Святослав, принадлежали к тем родам казачьего военного сословия, которые являлись носителями магических способностей, передававшихся генетически (в Ветхом Завете они названы как «сильные в народе»). Они могли уклоняться от стрел, и даже ловить их, могли становиться невидимыми, сводить с ума противника и много чего еще. Самые простые приемы, которыми они владели, сейчас применяются в таком искусстве боя, выживания и целительства, как казачий спас. Они же легли в основу многочисленных японских единоборств, но уже как слабый отголосок тех возможностей, которыми владели наши славные предки. 

Но почему именно такой пучок волос на бритой голове? А у самураев даже были шлемы с отверстием для косички, через которое они эту самую косичку выпускали наружу во время боя. Здесь стоит вспомнить, что у славян волосы считались природным источником жизненных сил. Они не стригли волос, потому что можно было лишиться не только силы, но и здоровья. А помните библейскую легенду про Далилу, остригшую Самсона? Поэтому я думаю, что изначально этот чуб был нужен для усиления магических способностей при помощи вот такой антенны из волос, которая помогала получать силу извне. Ну, а потом уже никто не понимал истинного значения данного предмета, а просто отдавали дань традиции. Да и способностей тех особенных уже не было, потому что все «сильные в народе» были истреблены. Кроме того, биоэнергетики утверждают, что знаменитый чуб располагался прямиком над точкой, которую индийские йоги называют сахасрарой - высшей чакрой. Она отвечает за связь с Космосом (как известно, индийская йога – это тоже искаженные ведические знания).

Японцы боялись открытого боя с айнами и признавали, что один воин–айн стоит ста японцев. Существовало поверье, что особо умелые воины-айны могли напускать туман, чтобы скрыться незаметно для врагов. И здесь опять вспоминается боевая магия славяно-ариев. Но хитростью и подлостью японцы все-таки одолели их.

Еще интересный факт: Американский антрополог С.Лорин Брейс, из Университета штата Мичиган в журнале «Горизонты науки», №65, сентябрь- октябрь 1989г. пишет: «типичного айна легко отличить от японцев: у него более светлая кожа, более густой волосяной покров тела и более выступающий нос».

Брейс изучил около 1100 склепов японцев, айнов и др. азиатских этнических групп и пришел к выводу, что представители привилегированного сословия самураев в Японии являются на самом деле потомками айнов, а не Yayoi (монголоидов), предков большинства современных японцев. Далее Брейс пишет: «.. это объясняет, почему черты лица у представителей правящего класса так часто отличаются от современных японцев. Самураи – потомки айнов приобрели такое влияние и престиж в средневековой Японии, что породнились с правящими кругами и привнесли в них кровь айнов, в то время как остальное японское население было в основном потомками Yayoi». Так что, вполне возможно, что не просто самураи позаимствовали у айнов какие-то элементы их мировоззрения и культуры, но они и были сами потомками этих айнов, перемешавшихся с пришлыми монголоидами и потому сохранившими некоторые внешние проявления той ушедшей ведической цивилизации, но уже без понимания их истинного значения. Отсюда и поклонение всяким духам в синтоизме – это всего лишь испорченные остатки утраченного знания об устройстве мира.
Вот например Окубо Тосимити, наследственный самурай из княжества Сацума, один из "трёх благородных людей", возглавлявших проимператорские силы в борьбе с сёгунатом Токугава. 

А вот еще фото настоящего наследственного самурая:

Кажется, я уже далеко отошла от темы ошибаны, но все эти свидетельства интересны мне в плане исторической справедливости, потому что и китайцы, и японцы, а также индусы, любят говорить о своей великой и неповторимой древней культуре, хотя на самом деле все знания они получили когда-то от наших славяно-арийских предков, да еще исказили их до неузнаваемости.

(продолжение следует)